Примеры из книги "Русская печь"

Роды на печи. Порой русский крестьянин рождался на печи и умирал на ней. В младенчестве она была ему колыбелью, а в старости больничной койкой. После кончины печь провожала его душу на небеса. Если крестьянке в зимнее время приходилось рожать на печи, роды у нее принимала бабка-повитуха, которая была в каждой деревне. В это время родственники роженицы следили за огнем в печи и поддерживали его. Согласно поверью, огонь очага связан с человеком невидимыми нитями.

По тому, как горел огонь, судили о здоровье будущего ребенка. Если дрова горели дружно, родившийся человек будет умным, здоровым и работящим. Вяло горящие дрова предрекали обратное, а если они вдруг гасли, то это считалось верным признаком того, что новорожденный — не жилец на белом свете.

Немудрено, что за печью следили как за зеницей ока. И сухие дровишки на этот случай находились даже у самого нерадивого хозяина. Считалось, что родившегося на печи ребенка в будущем ожидала интересная и счастливая жизнь, ведь матушка-печь наделяла его большой жизненной силой. В народных сказках животворящая сила русской печи была настолько чудесной, что положенный на нее чурбан мог легко превратиться в младенца, из которого потом вырастал могучий богатырь. В одной из таких сказок говорится:

«Жила-была старуха, детей у нее не было. В одно время пошла она щепки собирать и нашла сосновый чурбан; воротилась, затопила избу, а чурбан положила на печку и говорит сама с собою: «Пускай высохнет, на лучину сгодится!» А изба у старухи была черная; скоро щепки разгорелись, и пошел дым по всей избе. Вдруг старухе послышалось, будто на печи чурбан кричит:

— Матушка, дымно! Матушка, дымно!

Она сотворила молитву, подошла к печке и сняла чурбан, смотрит — что за диво? Был чурбан, а стал мальчик. Обрадовалась старуха: «Бог сынка дал!» И начал тот мальчик расти не по годам, а по часам, как тесто на опаре киснет; вырос и стал ходить на дворы боярские и шутить шуточки богатырские: кого схватит за руку — рука прочь, кого за ногу — нога прочь, кого за голову — голова долой!»

Когда сатанинское воинство расплодилось на небесах так, что терпеть его было уже невмоготу, архангел Михаил низверг его на землю. В течение сорока дней падали с неба воины богопротивного сатаны. Где кому пришлось упасть — тот там и обосновался: леший нашел приют в лесу и стал там хозяином, водяной взял под свой контроль реки, озера и болота, полевому достались нивы и поля, домовой, кикимора, очажный бес, шуликаны и злыдни угодили в открытые печные трубы, поэтому и обосновались около печи. Так, согласно старинному преданию, появилась на земле нежить — существа, имеющие человеческий облик, но без плоти и души.

Из всей этой нежити лишь один домовой не только сжился с хорошими хозяевами, но и стал ревностным хранителем их семейного очага. Вся остальная злая и вредная печная нежить постоянно делала пакости хозяину дома и его домочадцам, а также временами переметнувшемуся на их сторону домовому. Однако если хозяева обижали домового, он не только сам начинал строить всяческие козни, но и помогал всякой припечной нечисти. Не успеет хозяин опомниться, а в подпечек и за печку понабьется уйма мелких бесенят, а то и сам очажный бес с кикиморой пожалуют.

Очажный бес. При попустительстве домового очажный бес в первую очередь досаждал хозяйкам. То горшок в печи опрокинет и загасит огонь, то горящие дрова из печи начнет ни с того ни с сего кидать, то дымоход ветошью заткнет, отчего изба наполнится едким дымом. Да мало ли что еще придумает от безделья очажный бес. Одна из его проказ очень красочно описана в романе С.Клычкова «Чертуханский балакирь»: «Очажный бес, бес — домосед, на улицу никогда не выходит, а если случится пожар, то сгорает вместе с избой. Живет он под печкой, где ухваты и клюшки, и похож на ухват, а потому и попадается часто хозяйке под руку вместо ухвата...

Схватит этого беса хозяйка за хвост и не заметит, а он в человечьих руках от испуга разинет рот до ушей, как у ухвата развилки, подхватит хозяйка этими развилками горшок с кашей или со щами чугун и не успеет до огня в печку донести, как бес немного в бок потулится, потом от жары сильней шевельнется, хозяйка дернет беса за деревянный хвост, думая, что поправляет за ручку ухват, а в это время замечется красными крыльями огонь по опечью и потянет далеко в трубу тонко выгнутую красную исчерна шею, обвитую паром, горшок выскочит из бесьих зубов, а хозяйка на всю избу чертыхнет».

Кикимора. Случалось, что печь пригревала злую кикимору (рис. 2). Некоторые крестьяне полагали, что эта нежить обитала за печью сама по себе, другие считали ее женой очажного беса или домового. Да и в самом деле, разве не бывает у доброго мужа вредная и злая жена? Днем она тихо сидела за печкой, а вечером и ночью проказила. Если сядут женщины за прялку, она им так ни с того ни с сего перепутает пряжу, что за неделю не распутать. А как только все домочадцы ложились спать, кикимора начинала щипать малышей, спящих в люльках. Иногда она забиралась во вьюшку и гремела там железным блинком и нахлобучкой. Особую неприязнь кикимора испытывала к мужчинам и при случае старалась всячески им навредить: то лапоть в дальний угол подпечка занесет, то шапку на полати забросит. Любила покуражиться кикимора и во дворе над разной живностью, особенно над курами. Порой среди ночи она устраивала в курятнике такой переполох, что перепуганная скотина будила своими криками хозяина. Отвадить кикимору от курятника было не так-то просто. Правда, считалось, что она панически боялась (как черт ладана) камня, имеющего сквозное отверстие, называемого крестьянами куриным богом.

Хотя кикимора — невидимка, кое-кому все же удавалось увидеть ее. Она была похожа на маленькую исхудалую женщину в крестьянской потрепанной одежде, с куриной головой и ногами. Такой ее изобразил на своем рисунке художник XIX века И.Я.Билибин.

Шуликаны (шулыканы). В сочельники перед большими церковными праздниками — Рождеством и Крещением темным вечером вылетают из открытой печной трубы маленькие бесенята. У одних в руках раскаленные кочережки, а у других — сковородки с раскаленными угольями. Этот суетливый и юркий народец крестьяне прозвали шуликанами. Они были одеты в домотканые кафтаны, а на головах имели остроконечные колпаки. Обувь шуликанам не нужна, поскольку у них вместо ступней козлиные копыта. Если ограждали трубу крестом, прыткие шуликаны в избе долго не задерживались. Поэтому знающие хозяйки, готовя тесто для хлебов в сочельник, отщипывали от него два маленьких кусочка, скатывали из них жгутики и клали их крестиком на вьюшку. Если же неопытная хозяйка забыла принять подобные меры предосторожности, шуликаны уносили из подпечка кочергу, а также сковороду со сковородником. Мало того, они успевали наполнить сковороду пылающими угольями и раскалить докрасна кочергу. Со свистом и гиком вылетали бесенята через дымоход в печную трубу и разбегались кто куда. Одни отправлялись сразу в лес, другие собирались у прорубей и перекрестков дорог. Появившегося поблизости припозднившегося прохожего шуликаны подцепляли кочергой, жгли калеными углями и топили в проруби. Видимо, таким способом они мстили людям за то, что они лишили их теплого места за печкой.

В стародавние времена русские печки, как, впрочем, и западноевропейские камины, топились только по-черному. Немецкий исследователь Г. Грубе писал: «В среднеевропейском климате человеку необходим согревающий помещение огонь. Основой для каждого отопления помещения был открытый огонь, над которым готовилась еда и который служил для освещения. Для удобства и из-за опасности возникновения пожара огонь первоначально располагали в центре однокомнатной хижины. Дым, исходящий от горящего в огне дерева или торфа, выходил наружу через щели в крыше... Отсутствие вытяжки для дыма представляло не только угрозу для здоровья, но и служило частой причиной возникновения пожаров» (рис. 3, а—в).

В курных избах Восточной Европы, где для обогрева помещения и приготовления пищи использовалась русская духовая печь, дым выходил через волоковое окно, которое специально прорубали в верхних венцах сруба. Сам же огонь был надежно помещен в глубокой каменной или глинобитной нише, откуда ему было не так-то просто выбраться (рис. 4, а). Дым, который образовывался при горении, выходил через устье печи и поднимался вверх. Оказавшись под потолком, дым начинал искать выход наружу. При этом он окуривал потолок и несколько верхних венцов рубленой избы. Найдя волоковое окно, он изгибался книзу, чтобы попасть в него, а выйдя наружу, круто поворачивал вверх. В старинной загадке топка по-черному иносказательно изображается так: «Мать черна (печь), дочь красна (огонь), сын голенаст, изгибаться горазд (дым)». Совершая непосредственно в избе один оборот, выходящие из печи газы оставляли свое тепло в помещении, выпуская на волю уже охлажденный дым. Таким образом, печка, топящаяся по-черному, была достаточно экономичной.

Благодаря тому что во время топки изба не только окуривалась и одновременно проветривалась, из нее постоянно удалялась сырость. Когда же топка заканчивалась, волоковое окно закрывалось, и печь начинала отдавать накопленное тепло, нагревая уже чистый воздух. Установлено, что прокопченное дерево лучше противостоит гнилостным микробам, грибкам и насекомым, уничтожающим древесину. Оттого-то добротно срубленная курная изба могла простоять, не разрушаясь, более ста лет. При топке по-черному сажа покрывала защитным слоем в основном потолок, а стены только до воронцов — полок, идущих вдоль стен и названных так за их черный цвет. Находясь высоко под потолком, воронцы служили как бы границей между закопченной верхней и нижней чистой частью избы. Замечательно, что в курной избе никогда не было тараканов и клопов. Ученые полагают, что топка по-черному была в свое время очень эффективным средством борьбы с эпидемиями. Может быть, поэтому страшная эпидемия чумы, разразившаяся в свое время в Европе, менее всего коснулась Руси. О том, что дым «полезен при заплесневелом воздухе и эпидемии чумы», писал в одном из научных трактатов средневековый ученый и врач Амирдовлат Амаснаци.

Когда печник заканчивал работу в избе и перебирался на чердак, хозяин мог заняться обустройством печи (рис. 10). Ведь в понятие печи входит не только сложенное из кирпичей или битое из глины «сооружение для отопления помещений и приготовления пищи» (см. Словарь русского языка). В ее ансамбль органически вплетались всевозможные перегородки, полки, лавочки, голбцы, приставные лежанки и лесенки. Все эти деревянные пристройки настолько тесно соприкасались с печью, что это вошло в поговорку. О людях, имевших близкое, короткое знакомство, обычно на деревне говорили: «У них печки-лавочки».

Самой крупной деревянной пристройкой был голбец. В нем делали полки и шкафчики для хранения всевозможных вещей, укрепляли различные вешалки, в том числе для одежды. Печная перекрыша, превращенная в лежанку, была тем самым местом, на котором любил полежать известный персонаж из русской народной сказки. Здесь же он возлежал, когда печь по щучьему велению выезжала из избы на улицу. Видя это, деревенский люд говорил: «у него перекрыша поехала». Не оттуда ли пришло в искаженном виде известное ныне выражение «крыша поехала»?

Однако на перекрыше не только тесновато, но и жарко: не каждый любитель печного пара такое выдержит. Поэтому поверхность перекрыши расширяли с помощью пристройки. На верху голбца вровень с ней настилали березовые или дубовые доски. Благодаря этому образовывалась просторная лежанка. Постель на ней стелили так, чтобы ноги были в тепле, а голова находилась в относительно прохладном месте и не перегревалась. При необходимости, например, при простудных заболеваниях, подушку всегда можно отодвинуть подальше от стенки и лечь так, чтобы не только ноги и спина оказались на горячей печи. Иногда, чтобы смягчить жар, доски стелили также на перекрышу печи. Теперь считается, что дуб и береза выбирались для лежанок потому, что эти деревья обладают подпитывающей биоэнергетикой и помогают человеку быстрее восстановить силы после тяжелого трудового дня. Однако прежде всего дуб и береза подходили для лежанки потому, что не имели смолы, которая со временем вытапливается из древесины. Очень важно было и то, что твердая древесина не обугливается при очень высокой температуре.

Чтобы на лежанку можно было без труда забираться даже слабому старику, к ней приставляли небольшую удобную лесенку (рис. 11). Каждый хозяин делал ее на свой вкус и лад. Добротно сделанная лесенка надежно служила долгие годы.

Кладка простой русской печи. Об устройстве и принципе работы простой русской печи уже было подробно рассказано ранее.

Для изготовления русской печи потребуется 1650 штук кирпича, вьюшка с полудверкой, задвижка (с отверстием 260х240 мм), а также глина и песок на 70—80 ведер раствора.

Пользуясь приведенными в книге чертежами, можно приступать к кладке печи. На чертежах показан внешний вид печи и три основных ее разреза, позволяющих получить полное представление о ее конструкции (рис. 23).

На разрезе А—А хорошо видно, что под и свод горнила должны быть наклонены в сторону устья, показаны места расположения основных печных приборов — вьюшки, полудверки и задвижки. Разрез Б—Б дает возможность увидеть дымоход, по которому проходит дым от самовара. Здесь же виден специальный порожек-выступ, который препятствует попаданию искр из горнила печи в трубу, а также собирает выходящую из печи сажу. При рассматривании третьего разреза В—В печеклад может получить представление о форме сводов топливника и подпечья. Кроме того, на всех разрезах указаны габаритные размеры печи и специальная шкала, показывающая уровень каждого кирпичного ряда.

Однако при непосредственной кладке печи основными помощниками являются горизонтальные разрезы, то есть порядовки. Они дают полное представление, как выкладывать очередной ряд, в каких случаях применять целые кирпичи или отдельные их части; как и где устанавливать специальные вспомогательные приспособления из дерева, а также металлические печные приборы (рис. 24).

Пиление дров. Разделавшись с сучьями и ветками, приступают к пилению дров. Вначале хлысты распиливают на бревна (кряжи). При определении длины бревна исходят из того, чтобы в нем вместилось кратное число чураков. В свою очередь каждое бревно распиливают на чураки.

Исстари бревна распиливали на простейших подставках, сколоченных из толстых жердей, — козлах. Конечно, кое-кто в наше время процесс пилки дров механизировал, используя для этих целей небольшую пилораму, электро- или бензопилу. Но большинство людей все же пилят дрова, как в старые годы, на козлах обычной двуручной пилой. Козлы напоминают двух рогатых животных, которые стоят, отвернувшись друг от друга, и смотрят в разные стороны. Они состоят из горизонтально расположенного бревна диаметром 20—25 см, укрепленного на четырех ножках, сделанных из четырех перекрещивающихся толстых жердей. Выступающие кверху концы, называемые рогами, прочно удерживают распиливаемые бревна на козлах (рис. 53).

Если бревна часто приходится распиливать на короткие чурки, то в горизонтальном основании врезают дополнительные «рога». Чтобы пилить было удобно, высоту козел делали с учетом роста пильщиков. Она должна быть такова, чтобы верх распиливаемого бревна находился на уровне локтя.

Разведение огня. Русскую печь затапливали рано утром. Когда в доме все еще спали, хозяйка была уже на ногах. Сотворив молитву, она приступала к делу. Если в этот день должны были выпекаться хлебы, она снимала с печи поставленную там с вечера квашню с тестом. В тесто стряпуха добавляла муку с солью, затем, тщательно вымешав, завязывала сверху холстиной и ставила на прежнее место.

Затем хозяйка открывала трубу и приступала к растопке печи. Если в горнушке со вчерашней топки сохранились жаркие уголья, то их выгребали на середину пода, клали сверху растопку и вздували огонь. Если же уголья в печи по какой-либо причине не были сохранены, то огонь разжигали заново. До того как были изобретены спички, огонь для растопки печей высекали с помощью огнива или же трением дерева о дерево. Разумеется, таким способом огонь добывали не каждый день, а раз в месяц, то и в зиму. В остальное время пользовались сохраняемыми в горнушке калеными угольями.

Высекание огня. В старинной русской загадке говорится: «Огонь в камне спал, по железу встал, по дереву пошел — как сокол полетел». По сути дела, в ней образно изображен процесс высекания огня с помощью кремневого камня и железного огнива, или кресала (рис. 76, а). Огниво — это небольшая стальная пластинка, имеющая округлые формы, которую обычно ковали кузнецы в деревенской кузнице. Позже стали использовать обычные обломки напильников. Кремень — довольно широко распространенный камень, имеющий высокую твердость. Обычно его находили где-нибудь у ручья, на карьере в песке, а иной раз подбирали где-нибудь на дороге. Кремень часто меняли, стараясь подобрать такой камень, который было бы удобно держать в руке. При резком скользящем ударе огнива по кремню возникают искры, которые, пролетев небольшое расстояние, гаснут. Чтобы поймать эти слабые зародыши огня, не дать им угаснуть, нужно, чтобы на их пути оказался такой материал, который тут же начинал тлеть. Одним из таких материалов оказался трут. Его добывали из гриба-трутовика, растущего на стволах деревьев, чаще всего на березах. Кусочки трутовика, напоминающие замшу, варили в водном растворе селитры, затем сушили и толкли до тех пор, пока они не становились мягкими как вата. Вместо трута в иных местах использовали пух ивовых сережек, смешанный с толченым древесным углем.

Когда при ударе огнива о кремень на трут падала искра, он начинал тлеть. Сверху на него клали растопку из сухих стружек или бересты и раздували до тех пор, пока растопка не воспламенялась. После этого подкладывали уже сухие лучины, а затем тонкие поленья.

Живой огонь. В глубокой древности наши предки получали огонь с помощью трения дерева о дерево для того, чтобы зажечь дрова в своем очаге. Позже, когда были найдены другие, более удобные способы получения огня, «деревянный», или «живой» огонь, как его тогда называли, утратил свое практическое значение. Однако сохранилась вера в его священный характер и чудодейственную силу. Считалось, что живой огонь может остановить падеж скота и эпидемии различных болезней. Поэтому, как только наступала беда, крестьяне вытирали из дерева живой огонь, разжигали от него костры, через которые прогоняли скотину. Чтобы все беды обходили стороной крестьянский дом, в первый день нового года, а также в другие крупные праздники печь затапливали с помощью живого огня. С середины XIV века вплоть до 1700 года новый год на Руси начинался с 1 сентября (14 сентября по новому стилю) на Семен-день. И хотя в XVIII-XIX веках новый год, как и во всей Европе, в России встречали уже 1 января, традиция вытирать живой огонь из дерева 1 сентября по-прежнему сохранялась. Вечером 31 августа (по старому стилю) во всех печах гасили старый огонь, то есть выгребали из горнушки находившиеся там уголья и высыпали их в чугун-тушильник, прикрыв его сверху сковородой. В тушильниках, вынесенных во двор, уголья скоро угасали... Наутро извлекали из дерева новый живой огонь и растапливали от него печь. Существовало множество самых различных приспособлений, с помощью которых можно было получить живой огонь. Например, укрепляли горизонтально короткий сухой брус и ставили на него сверху ребром доску с прибитыми к ней ручками. Брус терпеливо пилили доской до тех пор, пока дерево в месте трения не начинало тлеть. На обуглившуюся древесину клали трут, потом мелкие лучинки и раздували огонь. Это был живой огонь, который разносили по избам и растапливали от него печи.

Порой для добывания живого огня в деревне сооружали специальное приспособление, рассчитанное на многократное пользование. Исследователь народного быта С. Максимов писал, что в Новгородской губернии крестьяне «ежедневно в Ильинскую пятницу добывают себе живой огонь, и затем затопляют им все печи... Для вытирания живого огня устраивается даже постоянное приспособление в виде машины, так называемый вертушок. Два столба врыты в землю и наверху скреплены перекладиной. В середине ее лежит брус, концы которого просунуты в верхние отверстия столбов таким способом, что могут свободно вертеться, не переменяя точки опоры. К поперечному брусу, одна против другой, приделаны две ручки, а к ним привязаны крепкие веревки. За веревки хватаются всем миром и, среди всеобщего упорного молчания (что составляет непременное условие для чистоты и точности обряда), вертят брус до тех пор, пока не вспыхнет огонь в отверстиях столбов».

Живой огонь можно было добыть и в одиночку. Для этого использовали применявшиеся для сверления различные ручные приспособления (рис. 76, б, в). Вместо сверла в них вставляли круглые палки, концы которых упирали в дощечку из сухого дерева.

Когда печь, зажженная от живого огня, была протоплена, часть угольев сгребали в горнушку и присыпали золой.

Защита от молнии. Ранней весной, в апреле-мае, когда в избах еще вовсю топились печи, были нередко грозовые дожди. Когда в небе гремит гром и блещут молнии, топить печь опасно, поскольку электрический разряд может ударить в трубу и наделать много бед. Часто за хлопотами хозяйка не замечала внезапного приближения грозы и не успевала погасить огонь и закрыть трубу. На этот случай некоторые стряпухи вешали специально рядом с печью несколько веток лещины (лесного ореха) или букет из купальских трав, то есть собранных на Ивана Купалу. В него входило двенадцать видов растений: чабрец (богородская трава), зверобой, ромашка, василек полевой, анютины глазки, вероника, донник, калган, коровяк (медвежье ухо), бессмертник (кошачьи лапки), тысячелистник и череда. Считалось, что если бросить купальский букет или ветку лещины в горящую печь, то молния обойдет дом стороной.

Печи, у которых во время грозы были открыты трубы, были настолько уязвимы, что в стародавние времена церковным звонарям вменяли в обязанность предупреждать жителей о надвигающейся грозе двойным ударом колокола. Вот как это описано К. Паустовским:

«Первый гром прокатился через леса и ушел далеко на юг по зашумевшим от ветра хлебам. Он уходил ворча, а вслед за ним возникал новый гром и катился туда же, на юг, встряхивая землю... В туче стало заметно движение желтых вихрей. Край тучи начал загибаться к земле. Молнии взрывались и перебегали в черных пещерах неба.

На сельской колокольне несколько раз торопливо ударили в колокол двойным ударом. Это был сигнал к тому, чтобы в избах заливали огонь в печах.

Мы закрыли все окна и двери, вьюшки в печах и ставни, сели на веранде и начали ждать».